Москва, монастыри и мигалки.

На этот раз у меня есть четыре часа, которые нужно убить. В прошлый раз на меня большое впечатление произвел Новодевичий монастырь. Потому и отправляюсь на прогулку по его собратьям.

 

Сначала – Донской. Первое разочарование: снаружи он представляет собой лишь грязноватое подобие Новодевичьего. Те же ажурные башенки по стенам, но даже в чудесное солнечное утро они выглядят угрюмыми. Возможно, виной тому отсутствие хорошей перспективы. А может все дело в том, что там внутри идут активные ремонтные работы, и аура строительной пыли превращает монастырь в серое и унылое место. Да, верно – именно серым и бесцветным он мне показался. На территории самого монастыря свободно пройти можно было только в некрополь. В этом городе мертвых поселились многие знатные и выдающиеся люди имперского периода. На многих памятниках буквы стерты так, что надписи читаются едва-едва. Натыкаюсь на могилу Солженицына. Я как раз читаю «Москву 2042» Войновича, поэтому взглянул на Александра Исаевича немного другими глазами. Вспоминаются времена, когда имя Солженицына произносилось чуть ли не с трепетом, а его роль символа морального обновления страны не ставилась под сомнение.

 

От Донского отправляюсь к Данилову монастырю. Названия улиц – Серпуховский вал, Даниловский вал – отсылают к тем временам, когда здесь проходила граница Москвы, и даже дальше вглубь времен, когда монастыри составляли часть оборонительного пояса города. Кстати, это очень любопытная деталь, монастырь – как элемент оборонительной системы. Стены нужны монастырю, чтобы защищать его обитателей от мирских соблазнов и грехов. А стены московского монастыря – еще и защита для «святой Руси» от врагов-иноверцев. Не случайно пояс из монастырей формируется в XV-XVI веках, когда  концепция «Москва – третий Рим» прочно обосновалась в государственной и церковной картине мира. Так что на монастыри возлагалась двойная функция – отбивать чужеземцев и их идеи, которые окружали «святую Русь» и угрожали ее стабильности. Отгородившаяся от мира таким двойным щитом Москва чувствовала себя в большей безопасности. Возможно, именно поэтому здешние власти то и дело прибегают к политике «осажденной крепости», когда ощущают угрозу для себя. Генетическая память. И может поэтому русский человек каждый раз, когда ему представляется возможность выйти в широкий мир, испуганно щурится, переминается с ноги на ногу и с готовностью возвращается обратно, в привычную «осажденную» нору. Там «русскiй миръ», там Русью пахнет (этот запах очень хорошо описал Шингарев).

 

Данилов монастырь выглядит более сурово. Белые стены с бойницами и приземистые башни под шатровой крышей, кажется, окружают замок или дворец. Здесь располагается резиденция главы РПЦ, она отделена от остальной территории, и так просто туда не подойти. Во дворе монастыря обнаруживаю забавную парочку в гимнастерках и брюках с лампасами. Эта «казачья охрана», по-моему - просто способ занять бездельников в отставке, которым не хватило мест в супермаркетах или офисных центрах.

 

Оставшееся время коротаю у скверика на перекрестке Воздвиженки, Никитского бульвара и Нового Арбата. От Войновича постоянно отвлекает вой сирен, протяжные звуки наполняют воздух и создают ощущение тревоги задолго до того, как появляется авто, несущее тело очередной Чрезвычайно Могущественной Особы. Гаишники, дежурящие на перекрестке, нужны только для того, чтобы перекрывать движение. Молодой человек в форме отчаянно свистит и машет своей волшебной палочкой, останавливая поток машин. Он бежит в сторону самых непослушных, готовый грудью встать на их пути. И вот перекресток полностью замирает. Хозяева крутых тачек и номеров наконец смиряются. Слышен нарастающий гул. С воем проносятся машины сопровождения, за которыми следует черный лимузин со штандартом на капоте. Кортеж пропадает из виду, а парализованные транспортные потоки послушно стоят, ожидая взмаха жезла, который позволит им вновь жить обычной жизнью.